Где в Мадриде пить херес, пиво

La venencia – это тонкий узкий стакан, прикрепленный к палке: с его помощью извлекают херес из бочки. La Venencia с большой буквы – это старинный мадридский бар, в котором в годы гражданской войны в Испании любил бывать Хемингуэй.

Задавшись целью пройти по излюбленным тавернам и барам писателя в Мадриде, мы шли в La Venencia кружным путем. Первым пунктом дня значилась Cerveceria Alemana, знаменитая пивная на площади Санта-Ана. Собственно знаменитой ее сделал Эрнест Хемингуэй, который утверждал, что в ней подают лучшее в городе пиво. Многие вообще удивятся популярности пива в Мадриде, городе, который привычно ассоциируется с вином. Не знаю, как было во времена Хемингуэя, но сейчас испанцы пьют пива больше, чем вина, – это статистика. Так что Cerveceria Alemana должна бы процветать.

В тот день, когда мы туда пожаловали, никакого особого оживления в пивной не наблюдалось, и даже мраморный столик Хемингуэя, расположенный справа от входа, у окна, пустовал. Я уселась за стол, под фотографией писателя, и стала рассматривать залитую ярким солнцем площадь Санта-Ана. Как пивная, она была практически пуста в этот жаркий летний полдень. В приятной прохладе заведения официанты стояли кучкой у стойки, смотрели футбол, и появление редких посетителей встретили достаточно равнодушно.

Миша взял пива, я рюмку хереса, памятуя о том, что следующий пункт нашей программы – бар, где ничего, кроме хереса не подают. Потягивая холодный терпкий напиток и закусывая его зелеными оливками, хорошо тешить себя мыслью о том, что на этом самом месте в тридцатые годы прошлого века сидел не просто большой писатель, но и большой знаток и ценитель этих испанских удовольствий.

Мой муж оторвал официанта от просмотра футбольного матча и стал расспрашивать его о временах, когда сюда захаживал сеньор, под портретом которого я сижу. В частности, спросил, куда подевалась табличка «Просьба не плевать на пол в интересах гигиены», которая вроде бы должна была здесь висеть. «А бог его знает, где эта табличка. Наверное, лежит в кладовке вместе с прочими старыми вещами, их зачем-то хранит хозяйка, но ее сейчас нет, — сообщил работник. – Знаете, тогда все было по-другому. Сейчас таких объявлений не пишут, времена другие», — добавил он с очевидным удовольствием от того, что просветил иностранцев. Тогда мы спросили парня, где находится бар La Venencia на улице Эчегарай, это должно быть по соседству.

Вопрос поставил официанта в тупик, и он даже крикнул своим коллегам через зал: «Где тут La Venencia?» Но никто из них не захотел отрываться от футбола, и тогда он предположил, что это где-то совсем рядом: направо от выхода и то ли первый, то ли второй переулок налево.

Улица Эчегарай действительно оказалась за углом, и уже через несколько минут мы входили в бар. Когда попадаешь с яркого солнца, глаза еще некоторое время привыкают к полумраку длинного, как чулан, помещения. По левую руку стойка с полками, уставленными пыльными старинными бутылками хереса. Бутылки, как коллекция плакатов из Хереса по желтым с облупившейся краской стенам, — все, как было полвека и более назад. Только со времен Хемингуэя плакатов сильно прибавилось: их в Хересе выпускают ежегодно в честь очередного урожая вина.

А вот, собственно, и табличка, напоминающая о том, что плевать на пол не следует, – та, что мой муж по ошибке искал в пивной. Надо сказать, что La Venencia– не простой бар. В конце тридцатых годов, в осажденном франкистами Мадриде, здесь собирались республиканские военные. Эрнест Хемингуэй приходил сюда за новостями с фронта, которые затем составляли основу его репортажей для американских газет. Они же впоследствии вошли новостным фоном в роман «По ком звонит колокол».

По понятным причинам в те годы фотографировать в баре было запрещено. В Мадриде боялись «пятой колонны» и не хотели, чтобы снимки республиканских военных попали в руки врага. Самое поразительное, что строжайший запрет на съемку действует в баре по сей день. Бармен, которого мой муж уговаривал разрешить сфотографировать хоть винные бочки, хоть вывешенный на стене стакан La venencia, — был непреклонен: «У нас тут такая традиция, если хотите – наше чудачество. Мы считаем: вы приходите в бар, пьете вино, и ничто не должно вас смущать. Такие уж у нас правила». Вообще бармен был довольно суров. На просьбу дать оливки к хересу отрезал: «Входит в стоимость напитка». При этом сам прихлебывал пиво из бутылки, что, возможно, указывало на причину его суровости.

Единственный компромисс, на который удалось сподвигнуть бармена, выразился в том, что он закрыл глаза на то, как Миша фотографирует меня на пороге заведения. Но и в этом случае бармен дал понять, кто в доме хозяин: «Вы там поживей управляйтесь. У нас в Мадриде очень строго с распитием напитков на улице: меня могут оштрафовать на 4 тысячи евро!». Эту отповедь с видимым интересом, кроме нас, слушала группка испанцев, которые преспокойно пили херес, греясь на солнце перед входом в бар.

Расплачиваясь, мы с удовлетворением оценили еще одну традицию бара La Venencia, сохранившуюся со времен Хемингуэя. В республиканском Мадриде официанты категорически отказывались от чаевых, полагая, что они унижают человеческое достоинство «камарады официанта». Надо сказать, что в современной Испании чаевые в российском понимании вообще не принято оставлять: только мелочь на стойке бара. В La Venencia можно сэкономить и на мелочи, что мы и сделали, чтобы ненароком не обидеть хмурого бармена.