Эта книга была куплена в декабре 2014 года в книжной лавке Рейксмузеума. Во время короткой поездки в зимнюю Голландию мы занимались почти исключительно двумя вещами: ходили по музеям и изучали голландские рынки и рестораны. Оба занятия сочетаются гораздо больше, чем можно себе это представить, не побывав в Нидерландах (см. здесь).
Только голландцам могла прийти в голову неочевидная мысль устроить лучший в Европе продовольственный рынок прямо под крышей жилого дома, точнее выстроить жилой дом в виде крыши и стен рынка, как это произошло в Роттердаме (см. здесь). С другой стороны, голландской кухне и голландским продуктам повезло, как ни одной другой мировой кухне: на протяжении более двух веков живописцы запечатлевали на своих полотнах почти исключительную голландскую снедь. В итальянской классической живописи почти невозможно найти изображений спагетти, а французская живопись вдохновлялась мотивами, совершенно отличными от буйабеса и бёф бургиньон, пишет Кеннет Бендинер в книге «Еда в живописи. От Ренессанса до наших дней» (Kennet Bendiner. Food in Painting. From Renaissance to the Present).
Собственно, эту книгу я и купила в Рейксмузеуме полтора года назад, будучи переполнена впечатлениями от голландских натюрмортов в музее и амстердамских сыров и селедок на уличных рынках. Найти время на чтение подобной книги в Москве оказалось значительно труднее. В чем тоже имелась своя прелесть: теперь, когда впечатления от блиц-визита в Амстердам и Роттердам улеглись в благодарной памяти, можно с помощью сочинения Кеннета Бендинера оживить их, заодно узнав много всего любопытного и поучительного.
Знаете ли вы, например, отчего живописцы так часто помещали на натюрмортах омаров рядом с битой дичью? Дань этой странной моде, в частности, отдали в 19 веке Эжен Делакруа и фламандец Франс Снайдерс в 17 веке. Все дело в том, что по канонам медицины, которые продержались несколько столетий, омаров рекомендовалось употреблять вместе с дичью по соображениям здоровья.
Эпиграфом к книге служит афоризм номер 14 из «Психологии вкуса», знаменитого труда Жана Антельма Брилья-Саварена: «Трапеза, которая не завершается сыром, подобна прекрасной женщине без одного глаза». Автор «Еды в живописи» замечает, что в одной единственной фразе, которая по-французски состоит из 14 слов, Брилья-Саварен умудрился выразить множество идей, начиная от сугубо прагматической (порядок, в котором подают блюда на французском столе), до эротической (сравнение ужина с красавицей), до ужаса перед физическим уродством и уподобления чувственных образов зрительным. Не претендуя на то, чтобы состязаться с классиком французской кулинарии в афористичности, автор берет на вооружение его идеи, исследую живопись от эпохи Возрождения до постмодернизма.
Это книга в большей степени о живописи, чем о еде, однако ее архитектура имеет больше отношение именно к гастрономии. Так, глава первая посвящена продовольственным рынкам, вторая – приготовлению еды, третья – собственно еде, и лишь четвертая трактует сугубо живописные приемы воспроизведения еды на холсте и заключенный в них символизм.
Любопытно, что до середины ХХ века художники относились к изображению еды со всей должной серьезностью. Лишь поп-арт начинает в 1960-е годы слегка подшучивать над едой, каковое занятие в более агрессивной манере продолжилось в работах постмодернистов в 1970-х годах. Впрочем, справедливо и то, что классическая кулинария, которую воспевал Брилья-Саварен, прекратила к тому времени свое существование, как, впрочем, и классическая живопись: обе стали жертвами изменившихся образа и ритма жизни.
Хотя лучшие образцы живописи, посвященной еде, продолжают и в наши дни привлекать любителей поесть. Автор рассказывает о том, как однажды в очереди в Рейксмузеум он увидел толстяка, вес которого явно тянул килограммов на 130. Впоследствии он еще несколько раз сталкивался с этим человеком, и совершенно не был удивлен, что всякий раз заставал его, созерцающим великолепные натюрморты с голландскими пирогами, устрицами, сочными плодами и, естественно, омарами и дичью.
Эта встреча навела Кеннета Бендинера на остроумную мысль. Принято считать, что голландские художники оттого уделяли в своем творчестве такое повышенное внимание пище (не пище духовной, а плотской), что они в соответствии со строгими нормами кальвинистской религии осуждали подобное тщеславие (vanitas). Так вот, если это действительно так, и живописцы и заказчики их работ действительно пытались выразить осуждение плотских наслаждений, то они достигли прямо противоположного результата.
Мне не стыдно признаться, что всякий раз, получив наслаждение от созерцания картин в Рейксмузеуме и Музее Ван-Гога, мы со зверским аппетитом набрасывались на дары моря и голландских заливных лугов.
Тем, кто осуждает подобное отношение к живописи, книга Кеннета Бендинера противопоказана.